Пирамида Мортона. Роман - Страница 28

На том основании, что я достаточно пьян, он чуть ли не силой впихнул меня в автомашину.

- Завтра утром вы еще будете благодарить меня, господин Мортон! - услышал я на прощание его энергичный и в то же время раболепный голос.

К утру я успел основательно забыть о нем. Я проснулся с навеянной алкоголем обманчивой убежденностью, будто прямо с аэродрома отправился спать.

Протянув руку, чтобы заткнуть рот распроклятому будильнику, я ощутил ноющую мозоль на указательном пальце и сразу отрезвел. Будильник мог мне только пригрезиться. Большинство людей обходилось без них, полностью полагаясь на наш телевизор. Собственно говоря, новое усовершенствование предназначалось для сигнализирования особо интересных передач в ночное время.

Если человек не включил глушитель, каждый сенсационный кадр автоматически поднимал его с постели. Но это же, соединенное с часовым механизмом ультразвуковое устройство, можно было завести на любой час.

То, что я принял спьяну за будильник, был телефон.

- Доброе утро, Трид! - Мефистофель тихо засмеялся. - Если твой пыл поубавился, можешь приезжать, мы с Лайонеллом в телецентре.

У телемортоновской девушки в коротких, чуть ниже колен, штанишках, был траурный вид. Я не понял, почему. Она отправила меня движущимся коридором, и когда он сначала приклеил меня к стене, а потом вынес обратно, я вспомнил - нечто подобное уже однажды, почти год назад, приключилось со мной. Но на этот раз я прихватил револьвер уже не для того, чтобы припугнуть Тору. Забыв про принятые технические меры безопасности, которые все равно не спасли ее, я, уходя из дома, в последний момент сунул в карман оружие.

В кого я буду стрелять и буду ли вообще стрелять, мне не было ясно, но я хотел на всякий случай иметь в своем распоряжении этот последний аргумент.

Сдавая револьвер и получая взамен номерок, я наконец узнал девушку. Это она в тот вечер встречала нас с Торой. Тогда понятно, почему так печальны большие полудетские глаза под длинными нейлоновыми ресницами. Я чуть не растрогался - неужели сотрудники Телемортона еще способны на человеческое сочувствие?

Но, поднявшись на административный этаж и пройдя по бесконечно длинному коридору, я заметил то же траурное выражение на всех встречных лицах.

- Эта война… - начал я, едва переступая порог.

Лайонелл сидел, развалившись в кресле; Мефистофель с протянутыми руками пошел мне навстречу.

- …должна быть немедленно прекращена! - хотел я закончить, но мои слова потонули в неожиданно заполнившем помещение неистовом реве толпы. Рев исходил из стены, целиком занятой экраном. От него оконные рамы дрожали, закачалась огромная люстра, подпрыгивали пепельницы. Я заткнул уши.

- Заглуши звук, Лайонелл! - проорал Мефистофель.

Ни разу за все годы нашего общения я не слышал, чтобы он повышал голос. И этот его крик со старческим дребезжанием, почти неуловимым, когда он разговаривал, и яростный рев несметного людского полчища (они находились за кадром, причина их ярости была непоянтна, и сама ярость от этого еще более бессмысленной) - все это смахивало на сумасшедший дом.

Лайонелл, ленивой походкой подойдя к экрану, убрал звук. В кадре был длинный стол с целой грудой актовых папок и фотографий. Сидевшие за ним почтенного вида господа что-то беззвучно спрашивали, стоявший перед столом человек так же беззвучно отвечал.

- Сенатская подкомиссия за два часа до своего роспуска! - иронически прокомментировал Лайонелл.

- Помолчи! - сказал Мефистофель, пытаясь меня обнять. Я отстранил его, но ему все же удалось схватить мою руку. Не выпуская ее, он быстро заговорил: - Эта война… я понимаю твои сомнения, Трид! Но ты достаточно проклинал наше время, чтобы знать его законы. Как только талантливый добивается успеха, бездари начинают грязную войну. Ты думаешьгэту комедию затеяло правительство? - он брезгливо показал пальцем на экран, где сенаторы продолжали беззвучный перекрестный допрос свидетеля. - Нет, это наши полуиздыхающие конкуренты! Телевизионные компании! Их поддерживают кинопромышленники, ассоциации кинопрокатчиков, газетные синдикаты! В самолете - да, я все знаю, первый пилот сам доложил мне о своей оплошности - ты ознакомился с сорока страницами бешеной слюны. Такая только у собаки, у которой отняли лакомую кость…

- Причем тут газета! - опешил я. Ощущение прохожего, ненароком попавшего в камеру для буйно помешанных, усиливалось. Я пришел обвинять, а вместо этого выслушиваю прокурорские речи Мефистофеля в адрес волчьих законов конкуренции.

- Газеты? - Лайонелл засмеялся. - Людям некогда их читать. Тираж «Нью-Йорк Дейли Ньюс Тайме Геральд Трибюн» снизился из-за Телемортона наполовину.

- Хватит охмурять меня чепухой! - Я не без усилий вырвался из-под власти словесного гипноза. - Наши передачи насквозь пропитаны кровью. Если вы не закроете эту живодерню, я…

- Уже закрыли, Трид, - Лайонелл снова включил звук. - Посмотри! Этого ты ведь хотел?

На экране заседание подкомиссии сменилось сценой театра. Господин Чири с раскрытым в судорожном зевке ртом просматривал программу Си-Би-Си. После короткого обзора мировых событий с механически вставленной панорамой городов, где они происходили, камера показала заседание все той же подкомиссии, но в другом ракурсе. Объектив подолгу останавливался на преисполненных благородного гнева сенаторских лицах, звукооператор умело выделял порочащие Телемортон места.

Ворчливая госпожа Чири разразилась руганью и, пустив в ход кулаки, заставила одуревшего от непрерывного зевания сынка поискать что-нибудь поинтереснее. Увы, все станции транслировали пресловутое заседание.